Неточные совпадения
Бог услышал молитвы моряков, и «Провидению, — говорит рапорт адмирала, — угодно было спасти нас от
гибели». Вода пошла на прибыль, и фрегат встал, но в каком положении!
Фатум Страшного суда и
гибели есть конец пути, отпавшего от
Бога и Христа, конец для тьмы и рабства.
Но никто из нас не знает, кто спасется, а кто обречен на
гибель, кто вступил на путь бесповоротного зла, а кто может еще вернуться к
Богу.
Ого! я невредим.
Каким страданиям земным
На жертву грудь моя ни предавалась,
А я всё жив… я счастия желал,
И в виде ангела мне
бог его послал;
Мое преступное дыханье
В нем осквернило божество,
И вот оно, прекрасное созданье.
Смотрите — холодно, мертво.
Раз в жизни человека мне чужого,
Рискуя честию, от
гибели я спас,
А он — смеясь, шутя, не говоря ни слова,
Он отнял у меня всё, всё — и через час.
— Без религии, без авторитетов, без истинного знания куда же можно прийти, кроме… Но я не произношу этого страшного слова; я просто зажмуриваю глаза, и говорю: Dieu, qui mene toutes choses a bien, ne laissera pas perir notre chere et sainte Russie… [
Бог, который направляет все к благу, не допустит
гибели нашей дорогой святой Руси…] нашу святую, православную Русь, messieurs!
—
Гибель! — продолжал он. — Я тут же, Роман Прокофьич, и сказал: пропади ты, говорю, совсем и с чаем; плюнул на него, а с этих пор, Роман Прокофьич, я его, этого подлого Арешку, и видеть не хочу. А на натуре мне эту неделю, Роман Прокофьич, стоять не позвольте, потому, ей-богу, весь я, Роман Прокофьич, исслабел.
— Так и быть, я спасу вас, я не могу допустить, чтобы он замучил вас за меня, я возвращусь теперь, может, на свою собственную
гибель. Только молите же
бога, чтобы не на
гибель малютки.
Да молит Иоанн небо, чтобы оно во гневе своем ослепило нас: тогда Новгород может возненавидеть счастие и пожелать
гибели, но доколе видим славу свою и бедствия княжеств русских, доколе гордимся ею и жалеем об них, дотоле права новогородские всего святее нам по
боге.
Посмотри, как человек усиливается воздвигнуть башню Вавилонскую и как не может ничего сделать. Рим, твердейший столп храма земного, сильнейшее проявление человека Адамова, последняя твердыня его, — разве не носил зародыш своей
гибели в самом развитии своем? Борение составляло его жизнь, ибо борение назначено в удел Адаму — пот, и пот кровавый. Но как во Адаме все умирают, так во Христе все оживут. Господь примиряет с собою человека, и чем же? — Он снисшел до человека, чтоб человека возвысить до
бога.
Горе мне, увы мне во младой во юности!
Хочется пожити — не знаю, как быти,
Мысли побивают, к греху привлекают.
Кому возвещу я
гибель, мое горе?
Кого призову я со мной слезно плакать?
Горе мне, увы мне по юности жити —
Во младой-то юности мнози борют страсти.
Плоть моя желает больше согрешати.
Юность моя, юность, младое ты время,
Быстро ты стрекаешь, грехи собираешь.
Где бы и не надо — везде поспеваешь,
К
Богу ты ленива, во греху радива,
Тебе угождати —
Бога прогневляти!..
Хотя многие пророчества одной стороной действительно имеют такое предостерегающее значение (как в примере с пророчеством Ионы о
гибели Ниневии, отмененной
Богом в виду раскаяния ее жителей) [Эпизод, рассказанный в 3‑й главе Книги пророка Ионы.], сводить к этому самое их существо означало бы обессиливать христианскую эсхатологию и принципиально отвергать возможность апокалипсиса.
В основе всех этих разнообразных мифов лежит, всего вероятнее, факт чисто натуралистического характера —
гибель растительности под влиянием зимних холодов. Люди оплакивали смерть
бога растительности, убитого чудовищами зимы. Приходило время — и
бог воскресал в блеске весенней радости и преизбытка сил, и люди восторженно приветствовали прекрасного бога-жизненосца.
Как буйно-самозабвенный весенний восторг доступен только тому, кто прострадал долгую зиму в стуже и мраке, кто пережил душою
гибель бога-жизнедавца, — так и вообще дионисова радость осеняет людей, лишь познавших страдальческое существо жизни.
Никто
Среди
богов за смертных не вступился.
От
гибели я смертных спас и принял
Такую казнь за то, что страшно видеть,
Страшней терпеть. Я пожалел людей,
Но жалости не заслужил от
бога.
Дионис все время как будто говорит человеку: «горе тебе и
гибель, если ты не признаешь меня
богом!» Олимпийским
богам такое требование совершенно чуждо.
— И хорошо еще, если он глубоко, искренно верил тому, что
гибель тех, кого губил он, нужна, а если же к тому он искренно не верил в то, что делал… Нет, нет! не дай мне видеть тебя за ним, — вскричал он, вскочив и делая шаг назад. — Нет, я отрекусь от тебя, и если
Бог покинет меня силою терпенья, то… я ведь еще про всякий случай врач и своею собственною рукой выпишу pro me acidum borussicum. [для себя прусскую кислоту (лат.).]
Если
Бог предвидит или, вернее, предвечно знает, куда обратится свобода твари, которой Он сам ее наделил, то Он этим одних предопределяет ко спасению, а других к
гибели.
Ад представлялся человеческому сознанию в двух формах — или в форме печальной судьбы и
гибели человечества вообще, потому что спасения нет, спасение не открылось и никто не попадет в Царство Божье, которое есть царство
богов, или в форме торжества карательной справедливости над злыми, после того как открылось спасение добрых.
Кальвин и говорит, что
Бог творит неравно, одних для вечного спасения, других для вечной
гибели.
И совершенно последовательно нужно сделать вывод, что
Бог в вечности одних предопределил к вечному спасению, других же — к вечной
гибели.
Бог есть рок для твари, предопределение к спасению или
гибели.
Была глубокая правда у тех мистиков, которые выражали согласие на адские муки и
гибель во имя любви к
Богу.
Спасение от вечной
гибели совсем не есть последняя истина, это есть лишь утилитарная и вульгаризированная транскрипция истины об искании Царства Божьего, о любви к
Богу и достижении совершенной жизни, о теозисе.
Прибегает он и видит, что до дворца, слава
богу, далеко, а горит Леманов балаган, и внутри его страшный вопль, а снаружи никого нет. Не было, будто, ни пожарных, ни полиции и ни одного человека. Словом, снаружи пустота, а внутри стоны и
гибель, и только от дворца кто-то один, видный, рослый человек, бежит и с одышкою спотыкается.
Свобода Кириллова, пожелавшего стать
Богом, кончается страшной, бесплодной
гибелью.
Одержимость идеей всеобщего счастья, всеобщего соединения людей без
Бога заключает в себе страшную опасность
гибели человека, истребления свободы его духа.
Но и самый чистый человек, отвергший
Бога и возжелавший самому стать
богом, обречен на
гибель.
Однако скоро Ермака настигло это несчастье —
Бог не помог, и он лишился Ивана Кольца, видимо, предчувствовавшего свою
гибель.
Бог — заступник сирот, по своей неизреченной милости одарил Марью Осиповну нравственной силой, которая с одной стороны держала, как мы видели, в почтительном отдалении от нее эту «женщину-зверя», а с другой спасла ее от отчаяния и
гибели среди адской обстановки жизни дома Салтыковых.
Мы жалуемся, что
Бог покинул нас и что Церковь Его не дает нам благодатной помощи, которая явилась бы источником нашей силы, помогла бы нам справиться с ужасами нашего времени и спасти Россию от
гибели.
О! будь же, русский
Бог, нам щит!
Прострёшь Твою десницу —
И мститель-гром Твой раздробит
Коня и колесницу.
Как воск перед лицом огня,
Растает враг пред нами…
О страх карающего дня!
Бродя окрест очами,
Речет пришлец: «Врагов я зрел;
И мнил: земли им мало;
И взор их
гибелью горел;
Протёк — врагов не стало...
Лети ко прадедам, орёл,
Пророком славной мести!
Мы твёрды: вождь наш перешёл
Путь
гибели и чести;
С ним опыт, сын труда и лет;
Он бодр и с сединою;
Ему знаком победы след…
Доверенность к герою!
Нет, други, нет! не предана
Москва на расхищенье;
Там стены!.. в россах вся она;
Мы здесь — и
Бог наш мщенье.
Стыдом это в моих глазах все это дело покрыло, и не захотел я этого крестителя видеть и слышать о нем, а повернул назад к городу с решимостью сесть в своем монастыре за книги, без коих монаху в праздномыслии — смертная
гибель, а в промежутках времени смирно стричь ставленников, да дьячих с мужьями мирить; но за святое дело, которое всвяте совершать нельзя кое-как, лучше совсем не трогаться — «не давать безумия
богу».